Шведские «Либералы» — либерально-консервативная партия, лучшие годы которой пришлись на десятилетие после Второй мировой войны. На последних выборах «Либералам» досталось чуть больше 5 % голосов — в традиционно левой стране не очень популярен чистокровный атлантизм с поддержкой Израиля, военного вмешательства на Ближнем Востоке и усиления полицейского государства. Партия не стоила бы даже случайного упоминания, если бы не её молодёжное крыло «Либеральная молодёжь Швеции».
На прошедшем в конце февраля конгрессе «Либеральной молодёжи» организация большинством голосом утвердила сенсационную позицию по таким деликатным темам, как инцест и некрофилия. На радость адептам оконной конспирологии партийцы рекомендовали исключить уголовное наказание за сексуальную связь между близкими родственниками старше 15 лет, а также позволить посмертный коитус с предварительного, прижизненного согласия партнёров. Как можно понять из комментариев главы стокгольмского отделения партии Сесилии Йонссон, при принятии решения молодыми либералами двигало не ницшеанское стремление потеребить родительские моральные устои, но здравая идея до конца освободить человека от общественного контроля за его телом.
Чуть менее провокационным, но куда более актуальным не только для шведского общества, но и для всего мира стал другой пункт проекта «Либеральной молодёжи» — «мужской аборт». Странный термин за компанию с некрофилией и инцестом подвергся возмущённым нападкам прессы и граждан, а зря, ведь речь идёт о попытке распутать один из самых проблемных узлов патриархального наследия.
ТЕКСТ: Андрей Писарев
Что такое «мужской аборт»?
Речь, разумеется, не идёт о медицинской процедуре. Под «мужским абортом» активисты LUF подразумевают право мужчины полностью отказаться от ответственности (финансовой в том числе) за жизнь зачатого им ребёнка. Как и в случае с нормами женского аборта, максимальным сроком отказа предлагается установить 18-ю неделю беременности. Инициатива, нетрудно догадаться, противоречит общепринятой (в том числе и в России) практике алиментов.
Предыдущие попытки
Предложение оскандалившихся шведов — далеко не первое громкое слово в пользу права мужчины на отказ от ребёнка. В соседней Дании экономист Хенрик Платц ещё в 2000 году представил публике более благозвучный термин — «бумажный аборт». Платц считает, что мы вообще не можем говорить ни о каком гендерном равенстве до тех пор, пока мужчинам не гарантируют право, которое есть у женщин. Судя по проведённым несколько лет назад соцопросам, большинство соотечественников с ним солидарны: около 40 % респондентов Gallup и местных медиа регулярно голосуют за введение «бумажного аборта».
Самой громкой попыткой добиться равноправия в этом вопросе было судебное разбирательство 2006 года, прозванное защитниками мужских прав «Роу против Уэйда для мужчин» — по аналогии с «Роу против Уэйда» 1973 года, вследствие которого Верховный суд США признал за женщинами право на аборт. Осенью 2004 года 25-летний Мэтт Дубэй начал встречаться с неназванной девушкой. Их отношения длились недолго, а уже после их расставания выяснилось, что бывшая подруга Мэтта беременна. Уже в суде Дубэй утверждал, что мать его будущего ребёнка соврала ему о своей фертильности и о том, что принимает противозачаточные в качества дополнительный защиты, а он сам не раз говорил ей, что не хотел бы стать отцом. Во время разбирательства его адвокат уповал на то, что текущие правила выплаты алиментов нарушают статью 14-й поправки о равной защите.
Вскоре к маленькому крестовому походу мистера Дубэя присоединился Мел Фейт — директор «Национального центра для мужчин» и завсегдатай ток-шоу. Как и подавляющее большинство борцов за права мужчин, Фейт каждым жестом отпугивает от себя нейтральную мыслящую аудиторию: выступая против рудиментарных социальных норм вроде «мужчина платит в ресторане», он в то же время пламенно клеймит обрезание как «преступление против мужчин» и призывает почаще носить юбки. Взяв Дубэя под своё крыло, Фейт начал возить его в качестве цирковой мартышки по уже привычным для него обеденным телешоу вроде «Доктора Фила». Апогеем этой кампании стали короткие дебаты на CNN, где Фейт скрестил шпаги с директором «Национальной организации для женщин» Ким Ганди. Получилось не очень красиво, и в первую очередь для защитницы женщин — Ганди аргументировала свою позицию стереотипами о «мужской ответственности» и больше напоминала христианскую pro-life-активистку, чем разрушительницу гендерных мифов. Впрочем, Мэтту Дубэю это всё равно не помогло — суд он ожидаемо проиграл.
С позиции либерального феминизма мужчина и женщина в отношении финансов равноправны. С точки зрения различных направлений радикального феминизма может быть принято решение о введении так называемой положительной дискриминации.
В 2013-м спор вновь разгорелся в куда более респектабельном медиаполе: профессор философии и гендерных исследований университета Флориды Лорри Шрейдж на страницах The New York Times предложила задуматься о феномене принудительного отцовства и методах защиты от него. В ответ посыпались гневные колонки на Salon, Jezebel и везде, где им положено быть (даже на Cosmopolitan). Краткое резюме оппоненток Шрейдж: тяготы нежеланного отцовства не идут ни в какое сравнение с тяготами материнства, доступ к абортам имеют далеко не все женщины, поэтому и говорить не о чем.
Своим высказыванием Лорри Шрейдж подчеркнула разницу в позициях по вопросу между либеральными и радикальными феминистками. «С точки зрения либерального феминизма мужчина и женщина в отношении финансов равноправны. С точки зрения различных направлений радикального феминизма может быть принято решение о введение так называемой положительной дискриминации», — объясняет политолог, преподаватель факультета социальных наук НИУ ВШЭ Вера Абелинскайте.
Очевидный вопрос — «а почему бы не сделать аборт, если речь идёт о нежеланном ребёнке?» — с точки зрения феминизма не может быть задан мужчиной. Иначе, по мнению Абелинскайте, он посягает на контроль за чужим телом: «Почему мужчина не может настаивать на аборте общего плода? Когда мы говорим о восприятии аборта в феминистском дискурсе, то мы всегда обращаемся к одной и той же идее: собственностью на тело обладает только сама женщина. Это отсылает нас к классическим принципам индивидуализма. Женщина вынашивает плод, женщина участвует в его рождении. Мужчина в этих процессах не участвует. Тело принадлежит женщине, и только она может решать, что с ним делать — будет она вынашивать плод или нет. Конечно, биологически плод является собственностью обоих родителей, что потом находит отражение в его правовом статусе. С правовой точки зрения обязанности и права разделены между двумя, но, так как вынашиванием и рождением занимается женщина, именно она принимает решение о его рождении или абортировании».
Приблизительно 10,4 % мужчин
и 8,6 % женщин в Штатах ПОДВЕРГАЛИСЬ
РЕПРОДУКТИВНОМУ ПРИНУЖДЕНИЮ.
Принуждение к отцовству
Женщины первого мира с боем отвоевали право распоряжаться собственным телом — есть ещё американские штаты и европейские страны, где консерваторам удаётся блокировать право на аборт, но такая позиция уже считается постыдной аномалией. Мужчины же так и остались в двусмысленном положении: с одной стороны, патриархальная норма никогда не наказывала их за сексуальный промискуитет (по сравнению с женщинами), с другой — даже в век торжества индивидуальных свобод они так и не получили никаких механизмов ухода от ответственности за эксцессы своей личной жизни.
«Любая юридическая норма вырастает из социальной и культурной, — объясняет социолог, сотрудник Высшей школы экономики Елена Рождественская. — Эта юридическая норма вырастает из патриархата, ибо патриархат — это не только власть, но и забота. Он не только контролирует и принуждает, но и заботится. В данном случае эта социальная норма заботы сконцентрирована в жесте алиментов. В отсутствие материальной поддержки женщина могла и может остаться без средств к существованию в очень уязвимый для неё период, так что эта юридическая норма напрямую вырастает из принципа социальной справедливости».
В полном соответствии со стереотипами патриархальная забота очень легко становится орудием подчинения. Ситуация, в которую попал Мэтт Дубэй, полностью соответствует термину «репродуктивное принуждение» (reproductive coercion) — в него входят саботаж средств контрацепции, контроль репродуктивного здоровья, давление с целью зачатия и так далее. В США мониторингом этого типа домашнего насилия занимаются центры по контролю и профилактике заболеваний (CDC). Согласно проведённым CDC в 2010 году исследованиям, приблизительно 10,4 % мужчин и 8,6 % женщин в Штатах подвергались репродуктивному принуждению.
Российские женщины делятся самыми разными тактиками борьбы за семя тех, кого они стремятся осчастливить потомством. Далеко не все пользовательницы тематических ресурсов одобряют подобные методы, но количество историй о сборах спермы изо рта в шприцы для последующей инъекции поражает.
«Муж думает о ребёнке, но всё откладывает из-за бытовых проблем, хотя сказал, что, если забеременею случайно, он будет только рад. А мне уже 28... И я хочу маленького... Пришлось пойти на не очень красивый способ забеременеть. Он кончает не в меня, а я потом тайком собираю сперму и ввожу себе шприцом... Есть шансы таким образом забеременеть?» — так начинается одна из веток в «Клубе современных мам и тех, кто планирует ими стать». Далее российские женщины делятся самыми разнымитактиками борьбы за семя тех, кого они стремятся осчастливить потомством. Далеко не все пользовательницы тематических ресурсов одобряют подобные методы, но количество историй о сборах спермы изо рта в шприцы для последующей инъекции поражает.
Корни подобного поведения также лежат в патриархальном прошлом современного общества, по мнению Елены Рождественской: «Интриги и манёвры — это оружие слабых. Если в культуре решение о женитьбе принимает мужчина, то, соответственно, женщины, как уязвимая социальная группа, изобретают манёвры, чтобы довести ситуацию до выгодного матримониального решения. Поэтому манипуляция сексуальностью на балансе сексуальной открытости и реноме порядочной женщины порой приводит их к тому, что первые сексуальные пробы и ухаживания, которые могут привести к браку, становятся гарантированными с точки зрения результата, если они доведут её до беременности. И тогда включается паттерн „мужчина должен жениться“. В социологии это называется патриархальным дивидендом. Кто-то компенсирует своё более низкое положение на социальной лестнице такими вот манёврами». Появление новых моделей семьи и постепенная потеря мужчинами социального статуса добытчиков в развитых странах позволяют надеяться, что когда-нибудь подобные жизненные стратегии станут анекдотическими архаизмами. Но на данный момент нежеланное родительство остаётся мощнейшим инструментом опрессии как женщин, так и мужчин.
Если опекун не получает минимальной
суммы алиментов от второго родителя
(1 273 крон), то ГОСУДАРСТВО ПОКРЫВАЕТ
ВСЮ СУММУ или её недоплаченную часть.
Компенсация неравенства
Как можно освободить мужчин от репродуктивного принуждения, не нарушив права женщин, вопреки мнению партнёра желающих стать матерями? Ответ с точки зрения социальной справедливости очевиден: не оказанную отцом поддержку должно взять на себя государство (с неолиберальной точки зрения ни о каких правах вообще речи не идёт — лишь о личной ответственности). Шведские младолибералы не обсуждали такой вариант, скорее всего, потому, что в их случае социальная поддержка материнства и так велика. В Швеции существует налаженная система поддержки родителей: гибкие рабочие графики, доступные детские сады и 480 дней оплачиваемого родительского отпуска, а к 2017 году расходы на медикаменты для детей также начнёт покрывать государство. Вдобавок в стране есть зависящие от дохода ежемесячные выплаты беременным женщинам и родителям вплоть до 16-летия ребёнка. Этот аналог нашего материнского капитала составляет 1050 крон на ребёнка в месяц — около 6 000 рублей (можно и больше, если детей много, в семье есть инвалид и так далее). Так что даже без финансовой поддержки со стороны второго родителя там вполне реально вырастить ребёнка и даже сохранить при этом карьеру.
Почему государство должно платить за чью-то безответственность? Строго говоря, оно уже платит. В большинстве стран Европы правительства, местные органы власти или специальные государственные фонды и страховые фирмы гарантируют выплаты денег на содержание детей даже в тех случаях, когда родитель в состоянии выплатить только часть. В Швеции второй родитель даёт деньги в меру своих финансовых возможностей. Если опекун не получает минимальной суммы алиментов от второго родителя (1 273 крон), то государство покрывает всю сумму или её недоплаченную часть. Сейчас из всех стран Европы именно Швеция могла бы ввести «мужской аборт», почти не увеличивая свои расходы на обеспечение граждан. В России алиментного фонда всё ещё нет. После громкого поручения Путина в 2012 году законопроект о его создании всё ещё находится на рассмотрении. При этом без алиментов в стране по тем или иным причинам остаются более двух миллионов семей.
Главный козырь в руках противников «мужского аборта» — логический аргумент в пользу того, что он приведёт к росту абортов женских. Многие ли решатся на материнство, заранее зная, что биологический отец никак не будет участвовать в жизни ребёнка? Высокий коэффициент абортов является кризисным показателем, так что рискованные решения, которые даже гипотетически могут пошатнуть статистику, вряд ли обретут популярность у любого правительства.
Однако чем дальше развитый мир движется в сторону эгалитарных концептов вроде безусловного основного дохода, тем сложнее будет делать вид, что возникшая в результате патриархальных отношений норма должна оставаться законом. Перед тем как окончательно прекратить судебные тяжбы, уже отчаявшийся Мэтт Дубэй дал интервью Associated Press, в котором высказался намного искреннее и лучше, чем «Либеральная молодёжь Швеции» или воинствующие мизогины-правозащитники: «Я ожидаю услышать, что то, как всё устроено, не вполне честно, но оно устроено именно так. Просто признать это — достаточно для того, чтобы хотя бы начать дискуссию».
Автор - FURFUR
Номер статьи: 4095
